В природе ни одна биотехническая идея не лежит, что называется, долго под сукном.

Знает ли птица свои яйца

И «на этот вопрос нельзя дать общего ответа», говорит Оскар Хейнрот, который проделал немало опытов, чтобы в том удостовериться. Многие птицы (хищники, утки, куры, фазаны, тетерева, чайки) яиц своих не знают! Они не только не умеют отличать их от чужих, но готовы даже насиживать любые предметы, похожие на яйца.

Чайки принимают и красные, если их положить в гнездо, и синие, и пятнистые яйца, когда их два и когда сорок. Лебеди сидят иногда даже на бутылках! А некоторые куры, шутит Хейнрот, могут «насиживать картофель и будут спокойно водить хорчат».

Вороны и чайки — известно это всем — воруют у других птиц яйца, сами их едят и птенцов кормят. Почему свои они не трогают, раз не отличают их от чужих?

Если в гнездо к чайке положить яйцо, когда не пришло еще время насиживать, она его съест. Если уже насиживает, а мы взяли из-под нее яйца и отодвинули их на тридцать сантиметров в сторону, она сядет не на них, а на пустое гнездо. Лишь потом, сообразив, что не все в ее хозяйстве ладно, передвинет их клювом в гнездо.

Но возьмем и положим яйца еще дальше: чайка съест их! Значит, понятие о том, что яйца свои, возникает в ее голове в зависимости от того, как далеко они лежат от гнезда.

У чаек этот критический предел, дальше которого табу на свои яйца не распространяется, — 30 сантиметров. А у дикого гуся — один метр: ровно столько, на сколько он может протянуть шею, не сходя с места. Непонятно, почему гуси любят большие яйца? Чем больше, тем лучше для гусиной души. Если положим в гнездо макет яйца в двадцать раз более крупный, чем гусиные яйца, гусыня оставит их и попытается, каких бы трудов это ей ни стоило, залезть на крутую «гору».

Зуек-галстучник тоже страдает, как видно, гигантоманией. Это ненормальное его влечение документировано даже фотографиями. Один немецкий зоолог снял на пленку необыкновенный случай: зуек оккупировал гнездо кулика-сороки — великана в сравнении с зуйком! Гнезда они устроили совсем рядом, и зуйку габариты соседских яиц пришлись больше по душе.

Но вот птенцов птицы распознают отлично! По голосу, по окраске, по движениям. Птицы выводковые, у которых птенцы, выбравшись из яиц, сразу бегут за родителями, знают своих детей лучше, чем птицы птенцовые, еще долго в гнездах кормящие голых своих птенчиков.

Фазан, например (птица выводковая), безропотно насиживает утиные яйца. Но как только утята начнут попискивать под скорлупой, он убивает их.

А вот ястреб (птенцовая птица), высидев приемышей, терпеливо пытается потом кормить их, безуспешно угощая кусочками мяса. Но утята в мясе ничего не смыслят и, чуть обсохнув, разбегаются из гнезда. Тут только ястреб замечает, что это не дети его, а добыча: кидается на утят и убивает.

Птицы рождаются с готовой схемой-определением своих детей. В ней главное — какой-нибудь знак. По нему узнают они птенцов: либо голос, либо особые пятна в окраске, либо знакомые движения — у всех по-разному. Если такого знака нет, значит, это не родное дитя, а незваный гость. Вас могут ввести в заблуждение куры, которые часто высиживают и водят птенцов других птиц. Но дело здесь в том, что куры — домашние животные. Они давно уже живут с человеком и за это время успели растерять многие свои первородные инстинкты. Чайки, например, ни за что чужих птенцов кормить не станут, а своих различают среди тысячи других, во всем, казалось бы, похожих на них. Так же и пингвины, и утки, и многие другие.

А есть ли у птенцов такая же врожденная схема, по которой сразу можно узнать отца и мать? У серебристых чаек (помните?) такой знак — красное пятно на клюве.

Несколько иначе проблему эту решают маленькие гусята и утята.

Родительские знаки отличия

Новорожденный гусенок считает матерью первый появившийся над ним предмет. В природе это обычно гусыня. У гусенка, которого мы вывели в инкубаторе, — человек. Но и ящик (если человек не пришел вовремя).

Как только вы позовете гусенка, склонившись над ним, он начнет кланяться и приветствовать вас в унаследованной гусиной манере: с вытянутой вперед шеей. Тем самым он удостоверяет вас, что вы признаны его матерью. И после произнесенного им приветствия ничто не поможет, если вы отнесете его к гусыне: он ее просто не признает. Она чужая, по его птичьим понятиям.

Этот не всегда удачно действующий инстинкт — «втискивание» образа родителя в первый увиденный предмет — замечен и у млекопитающих зверей. В Африке случалось, что новорожденные носорог, антилопа или буйвол бесстрашно бегали за всадником или автомобилем: они увидели их раньше испуганной и покинувшей их матери. И никакими силами нельзя было прогнать этих трогательных малышей!

Так и гусенок днем и ночью будет ходить за вами (на некотором расстоянии, чтобы видеть вас под определенным углом!) и пищать приятно и нежно: «Ви-ви-ви-ви». Это уведомляющий сигнал, который можно перевести приблизительно так: «Я здесь, а ты где?»

И ждет (такой уж у него инстинкт), что вы ответите ему, как гусыня: «Ганг-ганг-ганг», то есть «Я тут, не волнуйся!».

Если не ответите, гусенок начнет пищать: «Фип-фип». Это крик беспомощности и одиночества. И будет так пищать, пока его не найдет мать или пока не погибнет, потому что хотя прокормиться он может и сам, но без ее тепла и защиты долго не проживет. Поэтому, повинуясь инстинкту, все силы отдает писку «фип-фип».

Ответите ему «ганг-ганг», и гусенок, тотчас обрадованный, прибежит приветствовать вас.

Крик беспомощности спасает многих животных-малышей от одиночества и верной гибели. Молодой дельфин, например, тоже, потеряв мать, кричит своим плаксивым ультразвуковым голосом. И плавает, и плавает по кругу диаметром два метра, пока дельфиниха не найдет его.

Гусенок, днем и ночью требующий своим «фип-фипом» удостоверения, что вы тут, — очень трудный ребенок. Но утенок для человека, решившего заменить ему мать, настоящий «анфан террибль ^[16] ». Потому что у него более сложный «определитель» родителей. По его тезам и антитезам выходит так, что мать прежде всего бегает вперевалочку (причем главным образом двигаться должны ноги). Во-вторых, она отзывается на утиный манер.

Как только откроете дверцу инкубатора, утята в панике кинутся от вас. Но убегают они и от чучела утки. Человек, чтобы привлечь их, должен встать на четвереньки, побежать в этой неудобной позе (от которой он уже отвык!) и закричать, как кричит утка: «Квег-гегегег». Если будете так кричать, поленившись стать на четвереньки, утята оповестят писком окрестности о своем одиночестве и не пойдут за вами. В их унаследованном от предков представлении просто не укладывается, что мать может быть высокой, как человек.

«Поэтому надо крякать, передвигаясь на четвереньках», — уверяет З. Веселовский.

«Я сам попробовал, — продолжает он, — водить семью утят в саду биологического факультета, расположенном в тесном соседстве с психиатрической клиникой в Катержинках. Только крепкий забор защитил меня от этого знаменитого заведения, так как крякающий на корточках человек для посторонних наблюдателей с улицы — не иначе, как сумасшедший».

Ночные цапли, или кваквы, ловят рыбу по ночам и в сумерках; когда птенцы подрастут, цапли охотятся и днем. В темноте, когда возвращаются они к гнезду, нелегко ведь разобрать, кто подлетает — свой или враг? Чтобы детишки их узнали, кваквы одним им известным паролем предупреждают птенцов.

Пароль этот — особенный наклон головы. Приближаясь к гнезду, кваква прижимает клюв к груди, и птенцы видят тогда ее сине-черную «шапочку» и несколько белых перьев над ней: цапля распускает их веером. Обычно же перья сложены пучком на затылке.