Впечатление такое, будто слоны умирают не где попало, а в определенных местах. О кладбищах слонов сочинено немало разных историй, легенд, былей и небылиц. Что в них правда, а что ложь, я решить не берусь. Но рассказать об этом стоит.
«Вся Африка — кладбище слонов!» — с горечью сказал один натуралист, когда его спросили, где умирают слоны.
А на Цейлоне говорят: идут умирать они в Анаваджапур — в старый город, бывшую столицу древнего Цейлонского царства. Теперь он лежит в развалинах, густым лесом заросли его руины. Нет там людей, но приходят иногда слоны. Старые и больные. Приходят умирать. И стоят у забытых людьми развалин, грустно качая мудрыми головами, и ждут смерти.
Слоны Индии приходят в ущелье у безлюдного озера, чтобы сложить здесь свои старые кости. А в Африке, в стране Сомали, есть, говорят, тоже усеянная костями гигантов долина в глуши пустынных холмов. Дорогу к ней люди не знают. А если кто и знает, помалкивает, никому не рассказывает, потому что там всюду на земле лежат драгоценные бивни. А это большое богатство.
Наверное, все это только легенды. А как же натуралисты? Неужели не волнует их эта старая тайна, эти трогательные рассказы о последних днях слонов? Неужели ни разу не подумали они проверить, нет ли тут хоть немного правды?
Тридцать лет назад А. М. Макензи заметил, что смертельно раненные слоны в Уганде всегда уходят на север. И вот однажды он пошел по кровавым следам за одним кандидатом в мертвецы. Всё на север и на север. Слон, собрав последние силы, переплыл реку Перкуэлл. Выбрался на остров, посреди ее. Макензи за ним. Там на острове он слона добил.
И представьте себе: нашел здесь скелеты еще двадцати слонов. Все без бивней. Наверное, решил Макензи, их унесли негры. Они об этом кладбище, конечно, знали, но молчали, потому что без труда добывали здесь слоновую кость, а это немалые деньги.
Через неделю Макензи опять приплыл на остров и, расположившись лагерем, стал наблюдать. Каждый день он видел, как на берег выбирались, с трудом преодолевая течение, больные и раненые слоны и оставались здесь навсегда. Однажды пришли два толстокожих — умирающий и здоровый, который провожал друга.
В реку вошел и поплыл только больной, а его верный товарищ уныло побрел обратно [43] .
Макензи думает, что открыл он не главное, а, так сказать, вспомогательное кладбище: на нем умирали слоны, когда у них не было сил добраться до главного. Массаи уверяли его, что «главное» лежит в земле Кавамайя и куда больше этого.
Очень интересные (но правильные ли?) свои наблюдения А. М. Макензи опубликовал в октябре 1937 года. С тех пор многое ли мы узнали о последних днях диких слонов?
На другой стороне Атлантического океана, в Южной Америке, тоже рассказывают люди невеселые истории о кладбищах, но не слонов, которых здесь нет, а гуанако, диких прародителей лам.
Чарлз Дарвин, путешествуя по Патагонии, видел бренные останки многих гуанако, и странно: лишь в определенных местах. Там, где сходятся долины рек Санта-Круц и Галлегос, на бесплодной земле рассыпаны кости безгорбых «верблюдов» Нового Света.
Другой знаменитый путешественник, Гудзон, уверяет даже, что был на похоронах гуанако. «Представьте себе, — живописно рассказывает он, — серую пустыню, поросшую старым уродливым терновником. В течение долгих веков приходило сюда несметное число животных, чтобы пережить здесь свои предсмертные муки. Вот и теперь пришел один такой страдалец. Он собрал последние силы, чтобы пролезть в густую чащу, в полусвете которой кажется еще более дряхлым, худым, сухим, как привидение: шерсть висит клочьями, он устремил во мрак воспаленные глаза, уже отуманенные смертью».
Интересно было бы узнать, как там теперь: всё еще ходят гуанако умирать на эти кладбища? Или их перепахали тракторы? Или вообще все это сказки?
Спать пора!
Никто не живет без сна
Нет на земле такого зверя, который бы не спал. Пожалуй, вообще нет такого животного: ни рыбы, ни птицы, ни змеи, ни насекомого. Все, чтобы жить, должны спать [44] .
Правда, многие пчелы в улье, занятые своими важными пчелиными делами, всю ночь работают, работают, работают…
Но оттого, наверное, они и живут недолго — несколько недель. Артур Томсон, английский биолог, исследовал однажды мозг пчел, одержимых «бессонницей»: клетки в нем носили явные следы переутомления и дегенерации. Мозг был стар, хотя пчелы были молодые.
Если есть на свете животные, которые не спят, то они либо недолго живут, либо нет у них нервов и мозга. Потому что сон прежде всего дает отдых и восстанавливает силы утомленной нервной системы. Бессонница убивает быстрее, чем голод! Собака, например, если лишить ее сна, умирает через пять дней.
Конечно, отдыхает во сне и весь организм, все органы, все наше тело. Мышцы расслабляются, сердце бьется реже (только у слона, наоборот, почему-то чаще!), легкие дышат спокойнее, давление крови падает, и в мозгу угасают возбуждения и меняют ритм электротоки — словом, полный покой от носа до хвоста.
Чтобы покой этот наступил скорее, некоторые животные, например летучие мыши, опоссум и лемур галаго, засыпая, сами себе уши затыкают: складывают и свертывают свои ушные раковины, как солдат скатку. А птицы прячут, как говорят, голову под крыло.
Но, увы, роскошь глубокого сна могут позволить себе не многие животные: только те, у кого нет врагов, и кто спит, приняв надежные меры для обороны своего сна.
В мире зверей самый глубокий сон, пожалуй, у индийского медведя. Он живет в Индии, спит на земле, и так крепко, что ни треск веток, ни громкий разговор не будят его.
«Именно поэтому на совести этого медведя, — пишет Зденек Веселовский, — наибольшее число убийств и ранений людей». Охотники, крестьяне, собирающие хворост, часто буквально наступают на спящего медведя. Он ошалело вскакивает и от испуга бьет человека лапами в лицо.
Антилопы и косули, когда очень устанут, тоже спят, совершенно отключив все свои чувства. Не слышат и не чуют врага, и к ним можно подойти почти вплотную.
Но обычно животные спят очень чутко. Чтобы враг не застал их врасплох, часто пробуждаются. Ненадолго засыпая, опять открывают глаза и посматривают. Поэтому получается, что большую часть своего сна звери не спят, а дремлют. Дремлют коровы и все жвачные, пережевывая жвачку. Дремлют и лошади, хотя жвачку и не жуют. Дремота — это легкий, неглубокий сон. Дремлющая лошадь, если поднести к ее морде сено, пробуждается, почувствовав его запах, через две секунды. Если же стоит в полусне, опустив голову, то только через шесть секунд. А когда спит глубоко — это всегда лежа, — вообще на сено не реагирует. Даже если вплотную, но не касаясь, поднести его ей к носу.
Когда они спят?
В повести «Джан» писатель Андрей Платонов рассказал, как человек вошел ночью в болотные заросли и потревожил дремоту «здешних жителей»: «…растения дрожали вокруг него, колеблемые снизу, разные невидимые существа бежали от него прочь: кто на животе, кто на ножках, кто низким полетом — что у кого имелось. Они, наверное, сидели до того неслышно, но спали из них лишь некоторые, далеко не все. У всякого было столько заботы, что дня, видимо, им не хватало или им жалко было тратить краткую жизнь на сон и они только чуть дремали, опустив пленку на полглаза, чтобы видеть хоть полжизни, слышать тьму и не помнить дневной нужды».
Описано великолепно! Каждый, кто бродил ночью по лесу или по степи, поймет это. И Платонов, и многие из тех, кто слушал ночь в «уснувшем» лесу, задавали, наверное, себе вопрос: «Когда же они спят?»